Использование формы в массовой культуре
Использование
формы в массовой культуре становится эпидемией. Мы уже исследовали, как
форма с профессиональных спортивных арен переходит на улицы, как официальная
форма превращается в общепринятую рабочую квазиформу. В заключительной главе
речь пойдет о роли формы в различных субкультурах и в практике нарушения
существующих правил поведения.
Именно с возникновением массовой культуры Алан Хант связывает такой важный
факт в истории формы, как принятие законов против роскоши, которые стали
реакцией на широкие социальные и политические проблемы — «растущее
неподчинение трудящихся классов» и увеличение потребительских интересов.
Первая проблема объяснялась развитием оплачиваемого труда, индустриализацией
и урбанизацией, благодаря которым появлялось дополнительное свободное время,
вторая состояла в возникновении желания обладать предметами роскоши, прежде
доступными только для элиты. Уже в конце Средневековья появились специальные
законы, регламентирующие опасные виды проведения досуга — праздность,
пьянство и азартные игры. С ростом мобильности населения серьезной проблемой
становится бродяжничество. В результате возникает практика выдачи
разрешений, пропусков, ношения специальных опознавательных знаков.
Передвижения людей пытаются ограничить и регламентировать, чтобы различать
«достойных бедняков от недостойных». Один из факторов, повлиявших на череду
принятых законов против роскоши, Хант видит в моральной панике,
сопровождавшей повторяющиеся эпидемии чумы:
Бедность в сочетании с чумой порождали напряженность и тревогу в обществе;
во многих случаях правящие классы с презрением относились к народным массам,
воспринимавшимся как угроза. Результатом стало обострение социального
разделения между расширяющейся государственной властью и бедными слоями,
сопротивлявшимися этому расширению (Hunt 1996:294).
Роль одежды как инструмента различения социального положения увеличивалась.
Некоторые люди одевались в соответствии с правилами, другие пользовались
одеждой для преднамеренного обмана. В конце XV века нищие, чтобы обойти
закон о бродяжничестве, одевались как пилигримы или уволившиеся со службы
солдаты и матросы. Поэтому закон стал требовать документального
подтверждения статуса — разрешения от приходского священника или
увольнительной, выданной морским или военным руководством. Введение
специфических видов одежды, определяющих место в иерархии, имело
определенный успех, и многие люди поддержали принятие соответствующих
законов. Тем не менее доказательств того, что эти законы работали, немного.
Как подчеркивает Хант, ограничительные стратегии лишь подогрели интерес к
«запретному плоду». Экономические изменения приводили к тому, что количество
людей, имевших возможность приобрести запрещенные вещи, увеличивалось:
Борьба группы за право носить некоторые символические предметы одежды или
участвовать в тех или иных ритуалах является важной формой социального
конфликта. История закона против роскоши обнаруживает общую схему расширения
привилегированных кругов: давление снизу осуществляется волнами, и в
конечном итоге делаются уступки. Результат действия закона — не решение
социальных различий, а распространение конкуренции и подражаний, поскольку
экономически и политически «дешевле» для всех сторон соперничать за символы,
а не за те реалии, которые за этими символами стоят. Следствием становятся
агрессивная напряженность и соперничество вокруг символических различий (Hunt
1996:105).
Из всех видов одежды наиболее предпочтительны те, в которых содержатся легко
узнаваемые коды и символы. Хант уподобляет это роли брэндов (с их
«накопленным культурным капиталом») в современном мире: существует несколько
вариантов заимствования формы сегодняшней массовой культурой. К ним
относятся:
• превращение военной формы в часть высокой моды (aвстралийский дизайнер
Алекс Заботто-Бентли (Alex Zabotto-Bentley) использует склады бывшего
военного обмундирования и переделывает его в модную одежду — например,
камуфляжные брюки он перешивает в мини-юбки.);
• проявление молодежных кодов в одежде революционных объединений и групп
сопротивления (например, во время гражданских беспорядков в Монровии в 2003
году женщины, воевавшие на стороне Либерийского объединения за примирение и
демократию, были одеты в джинсовые костюмы)См. фото AFP в The Courier-Mail
(11 августа 2003 г.); фото AFP в The Australian (11 августа 2003 г.);
• заимствование (фетишизированного) кожаного платья модной и сексуально
привлекательной одеждой (например, черное кожаное бюстье, чулки и сапоги,
которые Джейн Фонда носит в фильме Barbarella (1967 год), или коллекция
«любовь, кнут и нижнее белье» французского дизайнера Шанталь Томасе, 2004
год)Фото AFP/Pierre Verdy, The Sydney Morning Gerald (24-25 января 2004 r.);
• возникновение четких кодов и способов украшения тела в различных
субкультурах — в среде панков, скинхедов, хиппи, рэперов и т. д.;
• подражание героям кинофильмов, например, классическое одеяние мафии,
которое носят члены преступных кланов и связанные с ними люди, — черные
костюмы, рубашки без воротничков и темные очки у мужчин и волосы медного
цвета в сочетании с аксессуарами известных модельеров у женщин (эта одежда
стала предметом для шуток, после серии гангстерских убийств в Мельбурне.
Отчеты прессы сообщали о жене некого преступного авторитета, которая во
время похорон одной из жертв «набросилась на соперников, выглядевших, как
поклонники "Крестного отца", — в черных костюмах и темных очках». Она
кричала: «Они что - из "Клана Сопрано", они утром смотрели "Крестного
отца"?» Все единодушно признали, что жизнь копирует искусство.);
• стандартизация формы одежды, надеваемой на премьеры фильмов и церемонии
награждения - смокинги у мужчин и удивительно похожие друг на друга так
называемые «божественные» платья у женщин («Охотник на крокодилов» Стив
Ирвин снискал осуждение прессы за то, что не носил этой квазиформы. Вместо
нее на церемонии вручения австралийской премии Logie в 2004 году он появился
в своей «фирменной» рубашке хаки, шортах и спортивных ботинках, которые он
всегда надевает в подобных случаях. Один из комментаторов сказал ему: «Стив,
приятель, ты не полицейский. Это не форма. Другие ведь носят черный галстук
и от этого не покрываются сыпью»);
• единообразие «свободной» одежды, которую носит молодежь;
• влияние спортивной одежды на модное и повседневное платье.
Такого рода заимствования можно часто наблюдать в модных журналах. Например,
в апреле 2001 года в журнале Nova (Великобритания) был помещен разворот с
надписью «Вне службы форму любят все девушки». На развороте была размещена
серия фотографий моделей, одежда которых содержала предметы военной формы.
На одной из фотографий девушка была одета в костюм от Гуччи с фуражкой
летчика на голове (купленной на Кам-денском рынке*). На другой девушка была
одета в коричневую рубашку в военном стиле (линия Miu Miu от Prado),
украшенную медалями с Гринвич-маркета**, и парусиновую накидку с
металлическим ремнем (дизайнер Жан Колонна). Влияние военной формы
проявлялось также в кожаном офицерском ремне (из Лоуренс-Корнера***), черном
пиджаке от Celine и камуфляжной юбке с оборками (дизайнер Бернард
Вильгельм). Наиболее эффектно выглядела модель в пиджаке военного образца с
золотыми галунами (дизайн Тег et Bantine) и в искусственной медвежьей шапке,
подвязанной металлической цепочкой, приобретенной на Лоуренс-Корнере.
-------------------------------
* Камденский рынок (Camden Market) — блошиный рынок в Лондоне.
** Гринвич-маркет (Greenwich Market) — рынок антиквариата в Лондоне.
*** Лоуренс-Корнер (Lawrence Corner) — магазин форменной одежды в Лондоне.
Изображенные мизансцены были призваны произвести впечатление невинности и
соблазна одновременно. Хотя все модели были одеты в мужскую форму, сквозь
нее взгляду открывалось женское тело. Вся серия фотографий демонстрировала
конфликт между официозом, выражением которого и является форма, и совершенно
иным, эротическим контекстом. Форма служит здесь не просто одеждой, а
системой кодов, выраженных языком фотографии.
c. 157-161
