Трансгрессивное использование формы. Карнавал
[Переодевание]
занимает центральное место в нашей культуре, оно привлекает внимание к
искусственности и конструированию тендерных ролей. Оно — средство
сопротивления и критики. Чем больше в обществе правил и границ, тем больше
хочется нарушать их (Marjorie Garber, цит. по: Purves 1992:5).
Почему многочисленные случаи проявления трансгрессивного поведения связаны с
использованием формы? Почему этот символ власти, дисциплины и порядка
исподволь играет прямо противоположную роль?
Этот феномен можно рассмотреть на примере переодеваний. «Маскарадный» аспект
солдатской службы был предметом пристального внимания в исследовании,
выполненным человеком, который ввел в употребление слово «трансвестит», —
Магнусом Хиршфельдом (Magnus Hirschfeld 1868-1935), немецким защитником прав
гомосексуалистов. Хиршфельд выявляет подспудные сексуальные сигналы,
исходящие от формы, подкрепляя свою теорию фактами поведения трансвеститов в
армии. Он связывает «необычайно высокий процент трансвеститов в армии» с «пылкой
любовью к форме»:
Женщины идут в армию, потому что любят одеваться в форму. Многие мужчины,
носившие форму, делали это отчасти из-за того, что подсознательно
воспринимали ее как маскарадный костюм (Garber 1992:55).
Как отмечает Гарбер, привлекательность формы обусловлена переплетением
различных сигналов, которые она подает: нормативной мужественности (и ее
противоположности — гомосексуальности), карнавальности и ухода от
обыденности, подчеркивания отношений подчинения. Это иллюстрируется
распространенностью трансгрессивного поведения в армии.
В другом исследовании, посвященном культуре трансвеститов, говорится, что «среди
трансвеститов гетеросексуалов непропорционально высока доля отставных
военных». Глава сексологического центра в Канаде Рей Бланшар утверждает, что
трансвеститы ищут занятия, связанные с ношением типичной «мужской» формы,
чтобы скрыть свою «женственность»:
Все эти мужчины говорят: «Мне приходилось скрывать свою женственность. Я
стал полицейским, пожарником, получил черный пояс по карате, стал строителем.
Все это для того, чтобы спрятать свои страхи, спрятать свою истинную натуру».
На самом деле они боятся не своей женственности, а неодолимого влечения к
переодеванию. Они хотят верить, что стремление носить женскую одежду
выражает их женственность, а не эротическое влечение (цит. по: Bloom
2003:35).
Блум приходит в своем исследовании к следующему выводу:
Мир трансвеститов — это по большей части мир традиционных мужчин,
традиционных браков и традиционных истин, но вывернутых наизнанку (Bloom
2003:37).
Большинство трансвеститов получает удовольствие от самого процесса
переодевания, а не от сексуальных возможностей, кроющихся в этом процессе,
женское платье позволяет им вести себя аутентично. Тем не менее и партнерам,
и всем окружающим очевидно, что форма сама по себе пропитана эротическими
ассоциациями. Иными словами, в большинстве типов классической формы всегда
присутствует элемент «сексуального извращения».
Трансгрессивное использование формы проявляется даже в политике.
Американский сенатор Эдвард Кеннеди пришел на празднование Рождества
переодетым в блондинку в мини-юбке. Любовью к переодеваниям известны и
нацистские лидеры и британские консерваторы. При этом трансгрессивное
использование формы по-прежнему остается рискованным. Так, австралийскому
премьер-министру Александру Доунеру никогда не простили то, что на одно
сатирическое политическое шоу он явился в чулках в сеточку. На всех
карикатурах его изображали в этих чулках с подвязками, хотя по свежим следам
этот эпизод был воспринят как легкая шутка.
Форма служит для публики опознавательным знаком, вызывает у нее воспоминания
— иногда неприятные. Она является также карнавальным костюмом и позволяет
тому, кто в нее одет, принять необходимый облик. Корни трансгрессивного
использования формы растут из ее армейской и религиозной истории.
ЦЕРКОВНОЕ ПЛАТЬЕ И КАРНАВАЛ
Использование специальной одежды для обозначения людей, обладающих духовной
властью, глубоко укоренено в человеческой культуре. Монашеское одеяние
появилось в VI веке и состояло из рясы, плаща или сутаны с капюшоном и
наплечника. Со временем церковное платье становилось все более
формализованным, причем высшие чины церкви стремились к роскоши и
великолепию, а низшие — к аскетизму и простоте. В революционной статье
Кинана, в которой исследуется эротизация церковного платья, эта одежда
характеризуется как «наряд невинности», говорящий об «отречении от желаний
плоти», о «привычке к целомудренной жизни». Религиозное платье должно было
моментально узнаваться, отличаться от одежды мирян и нести в себе информацию
о «хорошем» и «плохом» поведении. Церковное одеяние воплощало сексуальную и
духовную чистоту и отвечало за правильное поведение и наказание за
неправильное.
Это в равной степени относилось и к пышным церковным облачениям, и к одежде
пуританского вида. В частности, Римская католическая церковь все в большей
степени предпочитала экстравагантные наряды, сшитые из роскошных материй
ярких цветов и украшенные золотым шитьем и драгоценными камнями;
протестантские реформаторы предпочли простое платье темного цвета, лишенное
каких бы то ни было изысков. Названия деталей этих одежд стали синонимами
религиозного платья вообще: стихарь, ряса, митра, пасторский воротник и т.
п. За тем или иным цветом также был закреплен тот или иной религиозный смысл:
белый или серебряный обозначали радость, чистоту и невинность; красный
символизировал мученичество и жертвенность; пурпурный — покаяние; черный
ассоциировался со смертью и святостью88.
Традиции, связанные с церковными одеждами, воспринимались как нечто вечное и
неизменное. И все же, независимо от того, одевались ли церковнослужители
пышно или скромно, их облик стал ассоциироваться не только с тем набором
символов, которые имелись в виду первоначально, но и с прямо
противоположными: распущенностью, порочностью, несдержанностью. Церковная
одежда стала популярной составляющей карнавальной культуры, одной из основ
эротических игр и фантазий. Не случайно позднее религиозная тема стала
использоваться многими дизайнерами, которые хотели шокировать индустрию моды.
Влияние многозначной церковной одежды на карнавальную культуру имеет долгую
историю. Кинан подчеркивает, что церковный стиль в массовой культуре всегда
связан с карнавальными аспектами:
Карнавал не является прерогативой улицы или тех людей, которые имеют «законный
интерес» к переодеванию. Он более фундаментален и является состоянием ума.
Он прокалывает пузырь чинной, «серьезной» и «респектабельной» культуры,
внося в нее комедийное и эротическое, вмешиваясь в управляемые и «дисциплинированные»
формы социального и культурного выражения. Это регулярно проявляется в
массовой голливудской культуре, когда инвертируется значение церковной
одежды, и это всегда приводит к комедийному эффекту (Кеепап 1999:395).
Это поставило под угрозу «запрещающие предписания», содержащиеся в церковной
одежде. Чем больше церковные иерархи пытались выразить чистоту тела и духа
посредством одежды, которая означала отказ от телесных удовольствий, тем в
большей степени все подавляемое и запрещаемое проявлялось в ней. Укрывание
тела провоцировало любопытство и сексуальный интерес. Одежда стала
выразителем того, что подавлялось — сексуального желания как запретного
удовольствия.
Превращение религиозного платья в привлекательный фетиш возникает при
взаимном наложении плотского и духовного тел, когда «вожделения тела»
соединяются с «покровами Господа», когда ниспровергается традиционная мораль
(Кеепап 1999:397).
Виды церковного платья и поведение священнослужителей, одевающихся в него,
строго регулируются во всех отношениях. В то же время набор запрещающих
правил вызывает прямо противоположную реакцию — необузданное поведение и
эротические коннотации.
Образование в 1979 году в Сан-Франциско Ордена сестер вечного прощения
(Sisters of Perpetual Indulgence — организация, защищающая права сексуальных
меньшинств и состоящая из представителей этих меньшинств, в частности,
занимается благотворительной деятельностью) продемонстрировало еще один
способ трансгрессивного использования церковных одежд. «Сестры» представляли
собой группу мужчин, пытавшихся привлечь внимание к деятельности
гомосексуалистов, одеваясь в наряды фламандских монахинь XIV века. Они «молятся
за установление вселенского счастья и искупление стигматической вины». Орден
распространился во многих городах Соединенных Штатов, в Южной Африке,
Австралии, в странах Европы. Чрезмерное использование женского церковного
платья и скандальные формы деятельности «Сестер» обеспечили им внимание со
стороны средств массовой информации, осуждение церкви и неодобрение
консервативных кругов. Использование ими церковного платья и его
десакрализация имели больший резонанс, нежели цели, к которым они стремились.
В одной из любимых ими песен поется: «Папа носит мантию, и я тоже ее надену».
Хотя основная деятельность «Сестер» фокусируется на проблемах сексуальных
меньшинств, они занимаются и общественной деятельностью — борются против
использования ядерной энергии, помогают беженцам, занимаются профилактикой
СПИДа и т.д.
ТРАНСГРЕССИЯ И КУЛЬТУРА
Использование трансгрессивного платья культурно закодировано как часть
карнавала — разрешенного нарушения правил, своего рода временного
освобождения, при котором людям разрешается отклониться от норм и морали
обыденного поведения, одеться в иное платье и вести себя не так, как это
принято в нормальной жизни. М. М. Бахтин пишет:
В противоположность официальному празднику карнавал торжествовал как бы
временное освобождение от господствующей правды и существующего строя,
временную отмену всех иерархических отношений, привилегий, норм и запретов.
Это был подлинный праздник времени, праздник становления, смен и обновлений.
Он был враждебен всякому увековечению, завершению и концу. Он смотрел в
незавершимое будущее.
(Здесь и далее работа М. М. Бахтина цит. по: Бахтин М. М. Творчество Франсуа
Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. 2-е изд. М.: Худож.
лит., 1990)
В качестве примеров можно привести фестивали (например, в честь смены времен
года), празднование Рождества, Нового года, mardi gras, а также таких
событий, как дни рождения, крещения, свадьбы и похороны. Идея карнавала была
в особенности воспринята народной культурой, которая понимала ее как, говоря
словами Бахтина, «пародию на обычную, то есть внекарнавальную жизнь, как "мир
наизнанку"». Это — мир, в котором все избыточно, мир разноголосья,
постоянного выхода за границы обыденного, в котором все перемешано и
осквернено. Бахтин отмечает:
Поэтому и основные события в жизни гротескного тела, акты телесной драмы
- еда, питье, испражнения (и другие выделения: потение, сморкание, чихание),
совокупление, беременность, роды, рост, старость, болезни, смерть,
растерзание, разъятие на части, поглощение другим телом — совершаются на
границах тела и мира или на границах старого и нового тела; во всех этих
событиях телесной драмы начало и конец жизни неразрывно между собою сплетены.
Если трансгрессия слишком далеко заходит за границы дозволенного, то
действие рассматривается как низкое, т. е. воплощающее в себе что-то
унизительное. Но этот феномен «низости» носит как отталкивающий, так и
привлекательный характер. Примерами являются «Сестры вечного прощения»,
трансвеститы, люди, перенесшие серьезные пластические операции (художница
Орлан*, певец Майкл Джексон, певица и актриса Дании Миноуг, актриса Лоло
Феррари**, певица Долли Партон***).
----------------------------
* Орлан (Orlan), р. 1947 г. - французская художница, фотограф. Известна, в
частности, своими работами, использующими пластическую хирургию.
** Лоло Феррари была французской актрисой, сделавшей несколько пластических
операций груди. Умерла в молодом возрасте, возможно - от передозировки
наркотиков.
*** Долли Партон (Dolly Rebecca Parton), p. 1946 г. - американская
киноактриса, певица, автор песен, филантроп.
Бахтин отмечает, что с течением времени дух карнавала меняется:
Особое карнавальное мироощущение с его всенародностью, вольностью,
утопичностью, устремленностью в будущее начинает превращаться просто в
праздничное настроение. Но главный принцип продолжает оплодотворять собою
различные области жизни и культуры.
С культурной трансгрессией связан целый ряд мотивов: желание изменить
установившийся порядок, игнорирование общественных правил, «выпускание пара»,
создание шокирующих театрализованных представлений. Но в первую очередь
культурная трансгрессия является средством одновременного ослабления и
укрепления правил ношения формы: ведь трансгрессивное поведение основано на
общем понимании правил поведения.
c. 171-178
